Кафе называлось как странная птица -
"Фламенго".
Оно не хвалилось огнями, оно не шумело.
Курило кафе и холодную воду глотало...
Была в нем гитара.
Взъерошенный парень
сидел на малюсенькой сцене.
Он был непричёсан, как лес,
неуютен, как цепи.
Но в звоне гитары
серебряно слышались трубы, -
с таким торжеством
он швырял свои пальцы на струны!
Глаза закрывал и покачивался полузабыто...
В гитаре была то ночная дорога, то битва,
то злая веселость,
а то колыбельная песня.
Гитара металась
В ней слышалось
то нетерпенье,
то шелест волны,
то орлиный рассерженный клекот,
зубов холодок
и дрожанье плечей оголённых.
Задумчивый свет и начало
тяжелого ритма...
Гитара смеялась!
Со мной гитара говорила.
Четыре оркестра
она бы смогла переспорить...
Кафе называлось,
как чья-то старинная повесть, -
"Фламенго".
Все так же дымило кафе
и в пространстве витало...
А парень окончил играть
и погладил гитару.
Уже незнакомый, уже от всего отрешенный, -
от столика к столику робкой походкой пошел он.
Он шел, как идут по стеклу, -
осторожно и смутно.
И звякали деньги.
И он улыбался чему-то.
И, всех обойдя,
к закопченной стене притулился...
Я помню, я помню все время того гитариста!
Я чувствую собственной кожей,
как медленно-медленно
в прокуренном напрочь кафе
под названьем "Фламенго"
на маленькой сцене я сам коченею от боли.
Гитара смеялась!
Со мной гитара говорила.
Четыре оркестра
она бы смогла переспорить...
Кафе называлось,
как чья-то старинная повесть -
"Фламенго"